[mod]
RICHARD LANCASTER
portrayed by james mcavoy
ведомый ❖ 34
[ex]Ричард Ланкастер [Рик]
род деятельности
учитель английского в средней школе
до лост спрингс
Родился в 1958 году, в штате Небраска, США в семье фермеров. Учился в одной школе с лидером Церкви саентологии Лафийетом Хаббардом, был его приближённым и помогал разрабатывать и поддерживать религиозное движение. Активно проповедовал, количество завлечённых в церковь исчисляется десятками тысяч. Умер в 1997 в возрасте 39 лет от пули одного из разочаровавшихся в саентологии последователей.
способности
управление водой[/ex]
история персонажа
Если идёшь через ад – просто продолжай идти.
Мужчина стянул тяжелые мокрые занавески в тугой жгут, и вода заструилась по его локтям, намочив закатанные рукава рубашки. На полу в кухне лежала его рабочая сумка, скомканный чёрный пиджак валялся прямо на столе, часы, сброшенные второпях – на раковине.
Будучи ребенком, Ричард Ланкастер случайно взорвал свой аквариум, осколки разлетелись по всей комнате, некоторые из них задели плечо ребёнка. Ему тогда было лет пять, он капризничал и не хотел убирать свои игрушки, а когда мама отругала его за это, настолько разозлился, что его дьявольская особенность проявилась в виде взорвавшейся в аквариуме воды. В дальнейшем вода вела себя очень странно рядом с Ричардом, это происходило всё чаще и чаще, пока он не понял, что нужно контролировать свои эмоции, иначе его семья рискует разориться на починке лопнувших в доме труб.
Ричард Ланкастер вот уже тридцать четыре года жил в этом городе, он знал каждый его закоулок, каждую страшную историю, передаваемую из уст в уста среди подростков, и каждого местного жителя. Потому что приезжих здесь не бывало. Об отце Ричард не знал ничего – тот бросил семью. Мать никогда не позволяла ребёнку затрагивать эту тему. А когда парень учился на втором курсе в Ред-Лейк, та начала сходить с ума, и через полтора года, совершенно потеряв рассудок, покончила с собой в психбольнице Лост Спрингса. Нельзя сказать, что это событие стало ударом для молодого студента, потому как долгие месяцы сумасшествия привели его к мысли о потери единственного родного человека. Однако Ричарду посчастливилось встретить женщину, которая на дальнейшие одиннадцать лет стала для него смыслом жизни.
Он только что вернулся с работы, злой как чёрт, и ему показалось, что в кухне стоит еле уловимый запах сигарет. Ричард подумал, что предыдущие хозяева позволяли себе курить прямо в квартире, и возненавидел их за это, а себя – за то, что не выбросил чёртовы занавески, когда въезжал. Мужчина несколько раз встряхнул их, обрызгав при этом окно, забрался на табурет, и мокрыми пальцами начал прикреплять ткань к карнизу, расправляя все складочки. Когда вода высохнет, занавески снова будут её любимого цвета – тёмно-синего.
Жена Ричарда говорила, что он понравился ей, когда она заметила его глаза. И что, мол, будь они зелёными (как у неё самой) или карими, она бы с ним никогда даже не заговорила. Жена Ричарда каждый раз хохотала после этой фразы и хитро прищуривалась. Потому что жена Ричарда в тот момент говорила неправду.
Кристен была младше его на два года, она училась в Ред-Лейк на факультете педагогического и художественного образования, и только перешла на второй курс, когда Ричард обратил на неё внимание. Миловидная брюнетка с зелёными глазами вдруг начала появляться повсюду, куда бы он ни пошёл, иногда случайно задевать его в коридорах, но при этом полностью игнорируя. Спустя месяц Ричард понял, что сам ищет встречи с незнакомкой, старается оказаться поближе на студенческих собраниях и всячески попасться ей на глаза. Он понял, что влюбился.
В новой квартире ничто не напоминало о жене, потому что её здесь никогда не было. Он купил эту небольшую чистую квартирку несколько недель назад, и некоторые коробки с пособиями и методичками до сих пор стояли неразобранными в гостиной, медленно покрываясь пылью. Ричард уже девять лет преподавал в средней школе, поэтому всю рабочую литературу знал наизусть, не особо нуждаясь в повторном прочтении макулатуры. Развесив шторы так аккуратно, как это можно сделать, когда они мокрые, Ричард встряхнул электрический чайник, и, поняв, что тот полон, поставил его на подставку и нажал на кнопку. В моменты злости он старался находиться поближе к воде или её источникам, зная, что она может выйти из-под контроля. Ему казалось, что вода как женщина – успокаивается, когда уделяешь ей внимание. Особенно, когда ты в ярости, и можешь ненароком обидеть её. Поэтому Ричард подавил первоочередное желание сжечь или разорвать занавески, и предпочёл разобраться с ними с помощью воды и куска мыла.
Даже самый слабый запах сигаретного дыма выводил Ричарда Ланкастера из себя, потому что он бросал курить вот уже полгода, и лишь в последний месяц ему удалось избавиться от помощи никотинового пластыря. И хотя Ричард курил уже около тринадцати лет, кардинально бросить эту пагубную привычку он решил именно после гибели женщины, которую любил до беспамятства. Он хотел как можно меньше контактировать со стихией, убившей Кристен в их собственном доме. Ричард был слаб перед водой, но позволять ещё и огню разрушать собственную жизнь он больше не собирался.
Жена Ричарда погибла полгода назад при пожаре в их доме – так думает полиция и журналисты. Пожар случился в их доме полгода назад вследствие гибели жены Ричарда. Так было на самом деле.
В тот вечер они очень сильно поругались, и если обычно им удавалось вовремя остановить свои эмоции, то в тот раз всё зашло слишком далеко. Последние пять лет единственной причиной для ссор были их дети. Нерожденные дети. Ричард умолял Кристен подарить ему ребёнка, мечтал о большой семье, убеждал, упрашивал, чуть ли не угрожал, но спорить с этой женщиной было бесполезно. Обычно мягкая и понимающая, Кристен становилось упрямой и непреклонной в этом вопросе: никаких детей до тех пор, пока они оба не научатся контролировать свои способности, чтобы, во-первых, не стать угрозой для самих детей, а во-вторых, быть в состоянии научить их справляться с силой, которая, возможно, проявилась бы и у них.
Ричард искал способ если не отключить, то хотя бы приглушить свои способности, и за годы жизни пришёл лишь к тому, что нужно научиться подавлять чувство злости и ярости. Что лишь тогда стихии успокаивались, и давали им свободно жить, когда каждый из них вовремя останавливал волну негодования, поднимающуюся в груди. В тот вечер Кристен не справилась с собой, а огонь словно начал прожигать ей кожу, нисколько не уменьшаясь от тех двух вёдер воды, которую Ричард успел вылить на охваченное пламенем тело супруги. Пожарные прибыли, когда гостиная и значительная часть художественной мастерской полыхали. Спасти его жену им не удалось, а экспертиза не смогла выявить источник возгорания, поэтому органы отделались стандартным «неисправная проводка». А спустя пару часов река залила весь город.
Ричард Ланкастер давно начал подозревать, что их таких на планете далеко не двое, что это не просто сбой в генетическом коде или особая фаза луны во время рождения. Чуть больше года он занимался поиском таких же, как и они с Кристен, чтобы помочь разобраться в природе своих способностей. Присматривался к прохожим, студентам, обслуживающему персоналу в кафетерии и просто маленьким детям в парках, и некоторых необычных ему даже удалось найти. Ричард планировал помочь им и себе, хотел обезопасить максимальное количество горожан и научиться не только притуплять свою силу, но даже и усиливать или направлять её.
Одним словом – контролировать.
об игроке
связь:
Воинам грехи отпущены наперёд.
Им не увидеть больше родимой Спарты.
Я отдала долги. Я открыла карты.
И потому меня больше никто не ждет.Было пасмурно и ветрено в вечер, когда люди собрались в домах перед экранами своих телевизоров. Они ожидали интервью с президентом Сноу, которое, как кричали голографические портреты Фликермана отовсюду, поведало бы много интересного о настоящих и грядущих событиях в Панеме. Доминик находилась на небольшой площади, недалеко от набережной, взор её был обращён на экран, когда президент сообщил о том, что Двенадцатый дистрикт был уничтожен в назидание мёртвой Эвердин.
«Теперь, по всей видимости, Панем остался без угля» , — усмехнулась девушка. Она в который раз не понимала действий Сноу, не могла их предсказать и осознать. И это вовсе не казалось ей признаком мудрости и стратегического мышления главы их государства. Скорее, она испытывала по отношению к нему страх, а основывался он на мысли о том, что этому человеку подвластно абсолютно всё, и что в его действиях отсутствует здравый, как казалось Доминик, смысл. «Почему бы тебе не уничтожить все дистрикты, выходцы из которых помогали Сойке на арене? Это логичнее, если учесть, что, в отличие от неё, все они остались в живых, и погибшие районы хотя бы есть кому оплакивать». Размышления Доминик прекратились, когда болтовня на экране перетекла в другое русло, и речь зашла о наказании восставших. Девушка подалась вперёд, шестерёнки в её голове начали работать быстрее, и она поняла, к чему клонит Кориолан Сноу, сообщив жителям, что в скором времени будут организованы…
«Семьдесят шестые Голодные Игры, чёрт бы тебя побрал!» — у Доминик внутри всё оборвалось. В её голову закралась мысль о том, что в этот раз на арену, вероятно, выпустят трибутов из родных дистриктов победителей, сбежавших из-под купола меньше недели назад: Третьего, Четвёртого и Седьмого. Возможно, в этот раз на Жатве отбирали бы сразу по восемь подростков, чтобы сохранить нужное количество соперников. Но правда оказалась намного менее предсказуемой: одиннадцать дистриктов и даже столица должны будут предоставить двух трибутов обоего пола для арены. И выбор будет сделан из детей, каким-либо образом причастным к мятежам.
По дороге домой девушка взвешивала шансы своего имени оказаться вписанным в конвертик для жеребьёвки. И, несмотря на то, что в кое-каких переулках можно было встретить изображение сойки-пересмешницы, означавшее работу немалого количества предателей в дистрикте, она понимала, что вероятность угодить на арену у неё довольно велика. Вряд ли Капитолий не подозревал о связи девушки с семьёй Одэйров, и вряд ли он сбросил бомбу на её судно по ошибке.
У Доминик не было страха попасть на арену, не было отчаяния, за неё не кому было переживать, даже любимому судну не нужно было искать пристанище. Она не знала, кому смогла бы отдать все свои сбережения, хранящиеся в тайниках в прибрежном лесу, решила там их и оставить. Но минусом того факта, что ей некого было терять, являлось, безусловно, отсутствие мотивации для победы. Та же Эвердин проиграла бы Игры, едва они успели бы начаться, если бы дома её ждал только кот.
До дня Жатвы оставалось еще около месяца, поэтому девушка решила не терять времени даром. Стресс после потери близких людей слишком сильно сказывался на организме Доминик. Нужно было восстановить сон, ибо засыпать становилось трудно, но отрадно. Единственный мир, в котором Доминик Холт чувствовала себя в безопасности – являлся миром сновидений. Сколь трудно было заставить себя лечь в кровать, уснуть и шагнуть за черту реальности, где её ждали отец и лучший друг, по которым она скучала до надрыва мышц в грудной клетке, столь же трудно было и покидать эту реальность с восходом солнца. Проваливаясь в сон с чувством усталой покорности, она в слезах выкарабкивалась из него, раздавленная той невероятной толщей обрушивающейся правды, в которую её словно насильно выбрасывало каждое утро. Окружающий мир, такой спокойный, беспечный, рабочий и солнечный раздражал Доминик, делал её более ожесточённой, огрубевшей и отстранённой. Она понимала, что, уходя в иллюзорный мир сновидений, может навредить своей психике, и решила начать приём отвара сильных успокоительных трав, которыми миссис Одэйр отпаивала её после гибели отца. Получалось полностью отключаться на восемь часов: никаких снов не было и в помине, утренние переживания становились всё более ослабленными, а организм, наоборот, восстанавливался быстрее.Спустя несколько недель, когда Доминик выглядела почти окрепшей, подростков собрали на площади для Жатвы. Её русые волосы колоском укладывались вокруг головы, вбирая в себя пряди возле лба, и, словно ныряя, исчезали в тугом пучке на затылке. Все платья Доминик были на судне, когда его уничтожили, поэтому она купила новое: очень простое из тонкой чёрной летней ткани, сложенной вдвое, с рукавом, перетянутым резинкой чуть ниже локтя. На шеё же по-прежнему висела аккуратная подвеска-трезубец. Если ей придётся покинуть родной дистрикт, она хотела бы взять его частичку с собой.
Было невероятно непривычно идти на площадь совершенно одной, без молчаливой Грэйс и сильного, подбадривающего девочек, Малкольма. Гибель последнего Доминик особенно остро переживала. Иногда, в приступы истерики, ей казалось, что именно без него жизнь больше не будет такой как раньше. Мысли о лучшем друге заставляли её держать голову спокойно и высоко, она верила, что он не одобрил бы её рассыпания на части, особенно, перед Жатвой. Подбираясь ближе к площади и проходя стандартный ритуал идентификации, девушка размышляла о том, чем будет заниматься, если Игр удастся избежать. Вероятно, она примкнула бы к местным мятежникам и старалась бы подорвать всю чёртову систему, отомстив за гибель друга. Её сердце так рьяно мечтало о мести, так глубоко в организм проникли её ядовитые корни, так крепко шипы ненависти окутывали всё нутро, что сомнений не оставалось – Сноу изменил её. Из молчаливой, ответственной и открывающейся только самым близким людям девушки она превратилась в ожесточённого робота, который пресекает в себе любые позывы к жалости, надежде и иллюзиям. Не без отваров сильнейших трав из аптеки неподалёку, разумеется.
То отношение девушки к президенту, которое она испытывала ещё до гибели отца и Игр, принёсших Финнику Одэйру знаменитость, разительно отличалось от отношения сейчас. Раньше она просто понимала, что систему управления государством следовало бы улучшить, обновить, внести коррективы, позволяющие людям, из-за усталости просто забывшим о бунтах, вдохнуть чистого кислорода, то теперь её хотелось сровнять Капитолий с землей. «Люди восприняли бы такой кислород с б̕ольшим воодушевлением, надо думать», — улыбнулась Доминик.
Она стояла среди девушек своего возраста, по привычке искала глазами друзей, и словно попала в другое место, настолько диким казалось ей отсутствие Одэйров — двоих в толпе, и одного на помосте для менторов. Теперь там были капитолийцы, которых она видела в первый раз, а толпу подростков окружала целая армия миротворцев. Раньше такого не было, Четвёртый — мирный дистрикт, бунты и стычки здесь были редкостью. Через какие-то считанные минуты двое подростков покинут эту площадь, и каждый будет надеяться, что именно у него получится вернуться победителем. И каждый, по-видимому, в прошлом был связан с мятежниками и не пришёлся по вкусу президенту. Конвертов в чаше было в разы меньше, чем обычно, это выглядело жутко. Теперь заветный клочок бумаги не мог зарыться глубже, как рыба, ускользая от рук капитолийки.
Доминик не сильно удивилась, услышав своё имя. Её губы почти тронула улыбка, когда она шла по коридору из людей в сторону трибун. Она физически ощущала то облегчение, что проникло в лёгкие каждой девушки, и напряжение, сковывавшее сердца каждого парня в толпе. Она уже возвышалась над площадью, всматриваясь в глаза испуганных подростков и их родителей и подтверждая свои мысли о том, насколько это место казалось теперь чужим. Толпа людей, знакомых, соседей, но все они казались такими отдалёнными, словно Доминик видела их в первый раз. И то холодное спокойствие, с которым эта самая толпа отдавала её на смерть в чужие края, угнетало. Все люди одинаковы перед лицом опасности — они одинаково леденяще спокойны.
Капитолийка опустила руку в другой сосуд, достала оттуда конверт, и затем произнесла имя. На этот раз — мужское.
[/mod]
Отредактировано Richard Lancaster (2016-10-29 22:55:38)
